Я горжусь своей кинокарьерой!

Свое 55-летие заслуженный артист России актер театра и кино Гаркалин Валерий Борисович отметил 11 апреля 2009 года. В программе «Линия Жизни», которую представил телеканал «Культура» Валерий Борисович рассказывал о своей семье, о творчестве, о жизненных ценностях.

Валерий Гаркалин о своей линии жизни:

Однажды очень — давно, когда я попал в довольно сложное положение, мне помогла моя хорошая подруга комедиограф Ганна Слуцки. После того как я снялся в своей первой картине «Катала» мне предложили с целью заработать деньги поездить по стране. Перед выходом картины мне нужно было выступить, но на тот момент я был абсолютно молод и не мог тогда понять, что от меня требуется, да и что о себе рассказать. Ведь жизни я тогда еще не знал и представления о ней были самые поверхностные.

Тогда я и позвонил Ганне и обратился к ней за помощью и спросил: «Ганна, а что в таких случаях нужно делать?». И она мне ответила: «Валерочка, все достаточно просто: уверенной походкой подойди к микрофону и скажи, что всегда легко и приятно говорить о себе».

О себе говорить всегда приятно и легко, но я, пожалуй, начну с печальной нотки. Передача называется «Линия жизни». Все так символично! А ведь я мог и не быть сейчас среди вас. Огромное спасибо женщине, которая сейчас сидит в первом ряду — жене моей — у меня было два обширных инфаркта с клинической смертью, но благодаря ней, я все, же смог победить и выжить. Тогда мое сердце остановилось на три минуты. И теперь я понимаю, что жизнь может укоротиться в любой момент, даже когда этого совсем не ждешь. Когда я лежал в реанимации, про себя я думал насколько короткая жизнь, а ведь она могла быть еще короче. Профессия актера — это не большая часть жизни, род деятельности, любимое дело которым мы занимаемся в этой жизни, но это не сама жизнь. Так я сказал реаниматору.

Когда я все это говорил, она меня плохо понимала, думала, что после операции я нахожусь в бреду, может, подумала, что все это последствия остановки сердца. Но сейчас я говорю серьезно: «Друзья мои, жизнь — бесценный дар». И сейчас я не хочу цитировать Островского: «Прожить ее нужно так, чтобы не было мучительно больно…». Хотя нет, я хотел сказать, чтобы вы не делали, чем бы, не занимались в течение всей своей жизни, это всего лишь робота или любимое увлечение, и не стоит превращать это в жизнь.

Когда со мной случилась эта беда, все мои коллеги и товарищи звонили и писали мне не только с разных городков нашей страны, но и мира. Приходило много писем и телеграмм, с теплыми словами и пожеланиями скорейшего выздоровления. Очень много писем я получал от своих студентов. Вот эта любовь, чувства и внимание, а если они еще и очень сильные, то способны на все даже победить смерть. И это правда.

Так случилось, что спектакли, где я играл достаточно много, объехали все нашу огромную родину, с Олей Прокофьевой, с Татьяной Васильевой, с Наташей Гундаревой, Арменом Борисовичем Джигарханяном. Мы были, одними из первых кто выехал за пределы Москвы в самые отдаленные уголки нашей родины. Высказывание: «Ты что, хочешь как Гаркалин?» стало уже как поговоркой. Слава обо мне шла самая, что не наесть разная. Не смотря на то, что я преподавал в ГИТИСе, где был профессором.

Помимо того, что я успевал преподавать в ГИТИСе, быть профессором, и выпускать один курс за другим, в тоже время я играл во многих спектаклях, умудрялся очень сильно любить свою жену Катю и ко всему этому еще занимался воспитанием своей дочери. Вот так много и я работал до инфаркта, а потом я понял, что если и дальше буду так продолжать, то сам укорочу свою жизнь без всякой судьбы. И судьба здесь будет не причем. И именно поэтому так случилось, что гораздо меньше я стал сниматься. Своей кино карьерой я горжусь и желания сниматься у меня нет, из-за того что я вместе со своими героями начну стареть, а мне бы этого вовсе не хотелось.

Вы знаете, не бывает чудес в кино. Никто и никогда не прейдет и не спросит: «А не хотите ли вы сниматься в кино». А ведь это может и не так. В разговоре кто-то скажет кому-то, или просто укажет на кого-то. Кинорежиссеры по театрам ходить не любили, потому что в них они не чего не понимали. Когда то давно я играл мальчика — лет 15-ти, который заикался и на согласные и на гласные буквы. Одна из ассистенток хотела, чтоб я снимался, пригласила режиссера посмотреть эту работу.

Он долго сидел и смотрел на сцену, и тогда выхожу я — мальчик. На тот момент мне было 39 лет. Я начал играть мальчика, заикающегося на все согласные и гласные буквы. А он ей на ухо тихо говорит: «Куда ты меня привела?». На что она ему ответила: «Вот этот артист…». Он ей: «Вы, что не видите, он дебил!». — «Нет, он дебил, просто он играет так. Он играет мальчика — дебила, который заикается». — «Нет, играть так просто не возможно». И здесь я абсолютно не преувеличиваю.

Пришлось когда то играть старика, сошедшего сума западноевропейца, исписавшегося драматурга, жил который возле Женевского озера. Одно что приходилось делать, это добавлял седину на висках, и ставил в глазах красные точечки, делающие глаза старее и одевал очки.

Однажды когда я играл спектакль, на него пришла моя жена Катя. Там где мы играли, не далеко находилась комната для курения, она была общая для всех. Я увидел, что Катя стоит там и курит. В этот момент третий звонок дают, я говорю: «Катя пойдем третий звонок дали». И вот так я ее еще раза — два позвал, а она никакого внимания не обращает. И только когда я подошел к ней поближе и сказал: «третий звонок дали пойдем». Оказалось она, меня просто не узнала.

В настоящее время я большие нагрузки не выдерживаю, больше стал увлекаться работой со студентами. И как мне кажется это довольно не плохо, получается.

Вопрос от зрителей: — скажите, Валерий Борисович, а Ваши родители к искусству, имели какое — то отношение?

К искусству, они ни какого отношения не имели. И, к сожалению моих родителей уже нет в живых. При жизни они были достаточно простыми людьми. Приехали в Москву в послевоенные годы. Отец приехал из Тамбова, а мама из Минска. Коренными москвичами они не когда небыли. Приехали отстраивать дома в разрушенный войной город. Я в 1954 году родился. Папа у меня был непримиримым и строгим, а мама мне всегда была ближе. Папа долго не мирился с тем, что я выбрал профессию артиста. Но однажды когда прошло много лет, сестра нашла большой архив. Оказалось, что на протяжении всех этих лет, он собирал фотографии, всякие вырезки, рецензии, заметки о моем творчестве — но некто этого не знал. И не смотря на это, ему все равно не нравилась выбранная мною профессия. И когда папы не стало, я понял, насколько сильно он меня любил.

С самого детства мне нравилось выступать. Когда мы приезжали в гости. В то время в хрущевках столы стояли постоянно в комнатах, на них еще был не большой проем с занавесками — просто настоящая сцена. Можно сказать, что сцену придумал мне Хрущев. Вот с такой сцены я, открывая занавеску, и как можно громче говорил: «На сцене выступает Валерий Гаркалин». Еще просил свою сестру, она плохо понимала свою творческую задачу. И так получалось, что я на протяжении всего выступления делал ей всякого рода замечания. И когда папе мое кривляние надоедало, он так спокойно говорил: «Антракт Валера!». Такое меня очень сильно обижало, и я старался уйти подальше от всех прятался в темной комнате и рыдал. Когда я был маленький, я плакал часто по любому поводу. Даже сейчас слово «антракт» вызывает у меня самые плохие чувства. Когда я слышу это слово «антракт» я понимаю, что это повод для отдыха, но в тоже время становится грустно и хочется плакать.

- Валерий Борисович, пожалуйста, расскажите об ансамбле «Люди и куклы», что это за профессия — артист кукольного театра? И почему вы решили выбрать именно ее?

- В нашей жизни довольно часто и много происходит все наоборот, мы хотим одно, а получается все по-другому вот и здесь, «так случилось». Я всегда мечтал быть артистом драматического жанра, но так получилось, что этого хотел только я один, и больше во всем мире этого, ни кто не хотел, и особенно это касалось театральных вузов Москвы. Как только я заходил в помещение вуза, как мне сразу говорили: «Молодой человек, Вам не стоит сюда заходить». Но как — то мама вычитала в «Вечерней Москве» о том, что на экспериментальный курс объявлен набор актеров, кукольного театра при Театре Образцова. «Иди, попробуй там, — сказала мама. — А вдруг получится, и ты станешь популярным кукольным актером».

Популярным кукольным актером, как вы сами понимаете, достаточно трудно стать: кукольного актера зрители практически не видят. Когда я пришел в Гнесинское училище я направился к своему замечательному преподавателю Хаиту Леониду Абрамовичу. Когда я зашел он мне сказал: «Здравствуйте юноша, Вы пришли сюда поступать на кукольное отделение, потому что всегда хотели стать кукольником?». Вопрос мне был задан прямо.

А я всегда не любил давать ответы на прямо поставленные вопросы, и я ответил: «Нет, не совсем. Мне бы хотелось петь, танцевать». — «То есть Вы не хотите стать кукольником?». — «Вот теперь я и понял, что и кукольником я тоже хочу стать». После нашего разговора он дал мне один рубль, и сказал: «Сходи на Калининский проспект и купи мне две пачки сигарет». Тогда как я помню, они стояли 40 копеек за пачку. Ничего не читая — ни басен, ни стихов я побежал, купил сигареты, отдал ему сдачу и спросил: «А мне как быть?». На что он мне ответил: «Вы зачислены, молодой человек». Получилось так, что группа, которую Леонид Абрамович набрал, была очень талантливой, все между собой сдружились, и по окончанию нам ужасно не хотелось расставаться.

Сергей Владимирович Образцов, который находился в составе комиссии, оценил наши дипломные работы и предложил места в своей труппе восьмерым участникам из группы. На тот момент это было не вероятным везением, равносильно тому, что предложить Вам быть миллионером. В то время за границу мог выехать только он, ну еще конечно хор Пятницкого, ансамбль Моисеева, Большой театр, а так же артисты на льду. Разве не везенье поработать два три года и уже повидать мир, о таком мечтал каждый артист.

Этот театр был одним из самых уникальных в мире. Моя жена, Катя руководила в музее кукол, которых Образцов Сергей Владимирович по всему миру собирал всю свою жизнь. Самый древний сценический вид искусства, как известно, это кукольный театр, он гораздо древнее театра драматического. Трудно нам было расставаться, у нас было шесть названий, и свои спектакли мы играли в течение полугода по всей стране. На тот момент мы были уже сложившимся театром. Моя жена всегда ездила вмести со мной, это было самое замечательное время. А особенно замечательным было то, что мы были молоды, полны сил и энергии, играли хорошие спектакли.

Люди всегда приходили на наши спектакли, и когда мы выходили на сцену всегда были аплодисменты, в эти минуты каждый из нас был счастлив. Но как вы сами понимаете, всему в жизни приходит конец. С годами моя дочь стала подрастать, и само собой я выбрал семью. Я самый первый ушел из ансамбля «Люди и куклы» и после моего ухода, он еще проработал почти два года. После этого я обратился к Образцову Сергею Владимировичу и попросился работать у него в театре, ведь я был его учеником, много еще всего я ему говорил. Он меня внимательно выслушал и сказал: «Но только на общих основаниях». У него еще была обида на нас за то, что когда он пригласил осенью труппу к себе, то в ответ услышал: «Они предали Вас и поехали в Кемерово».

С того времени Сергей Владимирович не мог простить нам этот поступок. Я три раза поступал, в Театр Образцова. Люди которые сидели в комнате, меня знали с детства, а я войдя в комнату говорил: «Добрый день!». «Как Вас зовут?», — спрашивали у меня. На что я серьезно отвечал: «Гаркалин Валерий». Однако Сергей Владимирович всегда любил спасать. Всегда когда он смотрел по телевизору как бежит заяц, за которым гонится волк. И в момент, когда волк догонял зайца, он выключал телевизор, со словами «Спас!». К нему подошла его дочь, Образцова Наталья Сергеевна и сказала: «Папа хватит над семьей издеваться». А он спросил: «что ты подразумеваешь?». На что она сказала: «Это же Валера — Катин муж. А она достаточно долгое время работает педагогом, в Театре Образцова». На что Владимир Сергеевич серьезно ответил: «Какой ужас!».

- Скажите, а с какой роли в Московском театре Сатиры Вы начинали?

- К счастью эта история не длинная. Моя карьера складывалась, не так как я хотел, во время работы в Театре Образцова, и я это понимал. У Сергея Владимировича было неважно, со здоровьем и новых спектаклей он не ставил. А те спектакли, которые ставили другие, были не очень успешны. Вот так и получается, что театр умирает, и за того, что из жизни уходит его основатель. С Мишей встретились для выполнения какой — то работы. он тогда еще был молодым артистом Театра Сатиры выпускник Щукинского училища. А я был выпускником ГИТИСа, мне нужно было очень срочно выполнять дипломную работу, без которой защититься я бы не смог. И мы после спектакля, ночами ходили в большой репетиционный зал.

Сцена на самом верху в Театре Сатиры повторяется. Наверное, все знают, что на месте Театра Сатиры, раньше был цирк. Небольшая часть арены наверху повторялась это, и был большой зал для проведения репетиций. В принципе, Плучек хорошо устроился. Театром он руководил на протяжении 40 лет. За все время, он относился ко мне с такой вот дружеской любовью. Я был задействован во всех его последних спектаклях. Мне нравилось работать с ним. Он ужасно любил спорить, и это могло длиться долгое время. Он мог выслушать и согласиться с артистом, если тот был прав, что не характерно режиссерам театра. Вот таким он был. Все спектакли, которые мы с ним ставили в месте, получились просто отличными. В то время без всякого преувеличения, я был основным артистом в его театре. И в этом большая заслуга Плучека Валентина Николаевича, благодаря которому я и стал таким популярным.

- Валерий Борисович, В Театре Станиславского Вы сыграли столь не обычную для Вас роль Гамлета. Вы нашли в этом персонаже что ни, будь свое? И после этого в Вашей жизни был еще Шекспир?

- Конечно, Шекспир еще был. Была как комедия, так и трагедия. Спектакль «Укрощение строптивой», на протяженности многих лет с огромным коммерческим успехом шел в Театре Сатиры. Это был один из самых красочных удивительно ярких спектаклей. Плуче и его театр, в то время, пережили большую и страшную трагедию. Практически одновременно ушли из жизни два замечательных артиста Миронов Андрей Александрович и Папанов Анатолий Дмитриевич. Театр, оставшись без этих артистов, сразу потерял и весь свой репертуар, так как основной репертуар держался на этих артистах. Плучек начал понимать, что если ему и стоит уйти из театра, а если уйти из него, то в скором времени и из жизни, так нас воспитали, что весь смысл жизни только в том, что мы делаем. А ведь это далеко не так. Ведь когда уходишь, жизнь продолжается и можно заниматься другим делом. Или просто жить.

Валентин Николаевич без театра просто не мог жить. И после того как он покинул театр, прожил он не долго, где-то года полтора. Его решение было остаться в театре, но с теми артистами, с которыми работал, на протяжении многих лет работать не стал. Он решил сделать постановку «Укрощение строптивой» где главную роль играл я, и были задействованы молодые артисты. На роль Петруччо, он выбрал самого не подходящего актера. Ведь Петруччо это большой, видный мужчина. А я ножки короткие, и сам не велик. Разве я могу быть Петруччо? Театровед, которая присутствовала на премьере нашего спектакля, сидела рядом с завлитом театра, Коростылевой Мариной.

Во время премьеры она ей повернулась и сказала: «Этому мальчику необходимо доказать, что он действительно Петруччо». А Марина ей на это уверенно ответила: «Докажет». Этот спектакль был о самой настоящей любви. Много я играл в театре, в кино, эту тему, но по-настоящему и глубоко я не мог сыграть, как это у меня получилось на этом спектакле. Ведь у Катарины с Петруччо была самая настоящая любовь с первого взгляда.

На премьеру нашего спектакля пришла Крымова Наталья Анатольевна, она была во главе театральных критиков, и естественно о дружбе с театром не шло и речи. Вы можете себе представить, какой большой был риск. И через два дня в Литературной газете выходит статья, она у меня и сейчас в доме хранится. Уровень критики был настолько велик, сейчас такой не встретишь. Она просто ушла в прошлое. Больше такой критики просто не существует. Перед самой премьерой, я перечитывал эту статью стараясь запомнить все ее указания: без чего следует обойтись, а на что обратить внимание. Прошло много лет, я познакомился и подружился с Крыловым Димой, однажды я зашел к нему в мастерскую, где он показал одну из своих работ.

Эфроса Анатолия Васильевича в живых на тот момент уже не было. Этот замечательный человек был отцом Димы. Как-то Дима сказал: «Чернов из Петербурга работал над переводом «Гамлета», он выполнил подстрочник и выслал мне». После того как я прочел этот перевод, я решил, что его необходимо поставить. Он у меня спросил: «А с кем?». А я ему ответил: «Со мной, роль Гамлета играть буду я. Попрошу тебя, Дима, вот театр, в котором сформировался известный артист. Годы проходят, и опыт у артиста уже очень велик и, наверное, пришло время взяться за Вильяма Шекспира». Во время просмотра этих спектаклей, у меня возникает вопрос: «Как можно так поступать со столь великим автором?».

Дмитрий принял сам решение, что вся эта история будет не о каком-то датском королевстве, и мне это очень понравилось. Спектакль он решил поставить про всех нас — про брата, друга, сестру, любимую девушку, маму, папу, одноклассника. О нашем внутреннем. О том, почему с годами все рушится. Почему ложь и обман процветают в так называемой нерушимой семье и много всего еще.

Этот спектакль проходил в спокойной тихой обстановке. И только один раз, когда я увидел лежащую в могиле Офелию, я повысил голос. В тот момент я громко произнес: «Сорок тысяч братьев». И это был один единственный монолог, на который Диму я смог уговорить. И после этого, он попросил больше ни когда не кричать. В этом спектакле все диалоги и реплики произносились тихо, и именно и за этого он был не менее трагичным. В результате, когда все погибли, и остались в живых только Горацио, который струсил и убежал и я. Дима решил, что по периметру сцены необходимо поставить два окна, одно большое и маленькое, за которыми в течение всего спектакля шел снег. Когда наступал момент действия яда, я произносил: «А я уже не здесь, тот яд сильней». Как то я произнес эти слова, и закончился текст, в этот момент пошел снег, я чуть с ума не сошел. А ведь я комик, а он привык только начинать играть, когда в зале раздается смех, но, напротив, в этот момент в зале стояла ошеломляющая тишина. И это была победа.

- Валерий Борисович, Вас многие знают по кинофильму «Ширли-мырли». Я как-то читала, что в этом фильме у Вас пять ролей.

На самом деле их двенадцать. И гордиться тем, что я сыграл столько персонажей, в принципе нет повода. Это всего лишь хитрости оператора. В результате фильм получился настоящей комедией. Я и сейчас на улицу не могу выйти, не услышав: «Капусточка, дело конечно, хорошее, но в доме нужно держать и мясные закуски». Я спать спокойно не смогу, если в течение дня не услышу, хотя бы одну самую маленькую фразу из этого кино. Эта картина принесла мне огромный успех. После того как я прочел весь сценарий, я понял, это большой успех не только как актера, но и как человека. Не нужно не чего придумывать текст, настолько актуален и прост, что говорит сам за себя тем более, когда играешь с такими актрисами как Алентова и Чурикова. И произошло именно так.