Я — дитя курского вокзала
Валерия Гаркалина популярность баловала дважды. Первый раз это случилось после выхода в свет творения режиссера Бодрова — старшего «Катала», однако эта популярность не стала массовой, а была лишь преддверием той волны известности, которую принесла с собой кинокартина Владимира Меньшова «Ширли-Мырли».
Чуть не сгорел заживо!
- Расскажите, пожалуйста, о своем детстве.
Моя мама любила меня больше всего на свете, к сожалению, она уже умерла. А вот с отцом отношения были сложные, хотя и он меня любил своей странной отцовской любовью. Мое детство протекало в сложный период, жизнь тогда была очень трудной, родители старались выжить, поэтому можно сказать, что детство было тяжелым. Очень подходит здесь высказывание Владимира Меньшова, которое он случайно бросил на съемках: «Детство мое было тяжелым. Всю зиму — в кедах и чугунные игрушки». Это конечно утрированно, но отчасти справедливо.
Я коренной москвич, несмотря на то, что родители мои были приезжими. Мама прибыла в Москву из Белоруссии, а отец из Тамбовской области. Они оба деревенские, приехали в Москву поднимать полуразрушенное хозяйство. До рождения моей сестры жили в общежитии для рабочих, а после переехали в другое место в Сыромятники. Наш дом находился на берегу реки Яузы, мы проживали в коммунальной комнате в квартире с соседями. Это были целых две семьи, но условия были гораздо лучше общежития. Свое детство я начал помнить приблизительно с четырех лет. Уже тогда я понимал, что наша комната была настоящим раем.
В окне нашей небольшой комнаты был виден Андроников монастырь, я всегда рассматривал его во время подготовки школьного домашнего задания. Вообще меня воспитывали в духе атеизма, причем воинствующего, но Андроников монастырь и его купола мне рассматривать это не мешало. Все мое отрочество после протекало вблизи завода под названием «Манометр», это кружение было со мной около десяти лет.
По сути, я дитя Курского вокзала. Я был настоящим дворовым хулиганом, дрался как все мальчишки. Несмотря на то, что был слабым, задирал нос и создавал образ сильнейшего. Видимо кровь артиста уже тогда проявлялась, хотя и отдаленно. Ребята уважали меня, потому что я мало походил на других. Я постоянно пытался исполнять песни, а после представления на новогодней елке в доме культуры метростроя я устраивал настоящие концерты среди родного двора. Толпы местных мальчишек приходили посмотреть на мои представления, ведь у них не было возможности купить новогодний билет на представление в ДК.
По воскресеньям родители выдавали нам с сестрой по десять копеек, чтобы мы смогли попасть на детские фильмы в ДК Метростроя. Когда показ завершался я провожал сестру домой, а сам осторожно забирался под зрительские кресла с целью посмотреть взрослые фильмы. Вылезал я только когда станет темно и, так как мы чаще всего сидели на балконе во время детских показов, меня не замечали, так я и познакомился с такими фильмами.
В возрасте двенадцати или тринадцати лет я умудрился посмотреть фильм «Мужчина и женщина» до самого конца, что потом служило предметом моей гордости. Я рассказывал об этом своим друзьям. Позднее когда эротические фильмы все еще были редкостью и, как правило, запрещались, я увлекался просмотром «клубнички», которую можно было посмотреть на Московском кинофестивале.
Это было небольшое и единственное окно на Запад, а фильмы были очень откровенными, так как происходила сексуальная революция. Мой друг часто давал мне абонемент, и я ходил на любой фильм, в котором были обнаженные девушки. В эту пору меня мало интересовал режиссерский состав , это была настоящая страсть. К счастью, с возрастом это прошло.
— У вас остались какие-нибудь школьные воспоминания?
— Скажу прямо, школу я не любил. Наверное мне просто не повезло с школой, так как моя жена вспоминает о школе с радостью и любовью. Ей попадались очень хорошие учителя. Не скажу, что мне такие учителя не попадались. Вот, например, преподаватель физики просто необычайная женщина. Учиться мне пришлось в двух школах, так как на последних классах мы с семьей переехали в Подмосковье в город Щелково и окончание школы и выпускной состоялись уже там.
В школе мне претила атмосфера обязательности и уравниловки, меня это унижало. Не любил я и первое сентября с его радостным ажиотажем. К первому сентября меня обязательно вели к парикмахеру и стригли. Я терпеть не мог стричься в этой парикмахерской, так как это тоже казалось мне нудной обязанностью. Уже с первого класса я знал и ощущал свое неприятия школы, для меня это был монстр. Все пытались сделать из меня среднестатистическую единицу, а мне это было противно. Все не нравилось даже значок октябренка, чистый опрятный воротничок и усердно выглаженный галстук.
- А что с театром, вы занимались в кружках?
- Да была история с театральным кружком, преподавала нам актриса какого-то московского драматического театра, звали ее Рита Петровна. Меня в этой художественной самодеятельности всегда ставили играть эпизодические роли. В основном играли старшеклассники. Однажды нам понадобился реквизит в виде банки варенья, и мы придумали налить или положить в банку что-то красное. Тут я и предложил засунуть в банку пионерский галстук. Рита Петровна была возмущена до крайности и спросила меня не собираюсь лия направиться в уборную после того как мне торжественно вручат билет комсомола. Но я не решился бы этого сделать, так как билет для этой цели малопригоден (актер смеется).
— А какой вы нашли службу в армии?
- Да, я служил в армии два долгих мучительных года. Хотя здесь эти два года не кажутся таким уж серьезным сроком, но в армии они кажутся видом заключения, просто вечностью какой-то. Я думал, что служба никогда не закончиться. Служил я в стрелковой дивизии связистом на китайской границе, в штабе. Не скажу, что служба была легкой, так как это было время обострившихся отношений, и каждый праздник мы находились на посту, так как нападение могло произойти в любой момент. Участвовал я также в исторических учениях глобального масштаба «Восток-73».
Все военные силы с Западной и Восточной Сибири участвовали в этих учениях, впечатляющее было зрелище. Однако именно в армии я встретил одного уникального человека, это была одна из самых важных и значительных встреч в моей жизни. Знакомство с этим человеком не просто меня изменило, она меня сотворила таким, каков я есть сейчас.
Этот человек познакомил меня с Ахматовой и Цветаевой. Именно благодаря Толику, его так звали, я прочитал Войну и мир, я рыдал над Униженными и оскорбленными. Все это было прочитано и познано мною уже на втором году службы, в так называемый дембельский период.
Наши разговоры так сильно запомнились мне, что, наверное, не изгладятся никогда. А потом Толик спас мне жизнь. Все произошло во время пожара, в казарме случилось замыкание электрической проводки и загорелись классы. Все эвакуировались в клуб, а я могу спать очень крепко при любом шуме. Такое бывает, я сплю настолько крепко, что просто отключаюсь от этой реальности, были случаи, в квартиру не могли попасть, так как я ничего не слышу и не ощущаю.
Все вскочили, так как угарный газ вместе с дымом почувствовали все. Я же продолжал спать и ничего не слышал. Толик заметил мое отсутствие уже в клубе — меня не было среди эвакуированных. Он сразу среагировал, вбежал в горящую казарму, разбудил и вытащил меня на свежий воздух. Он рисковал своей жизнью, чтобы спасти мою. Да, если бы не Толик, я мог бы с вами сейчас не разговаривать.
Толик служил в офицерском звании, так как окончил институт, его дембель произошел раньше моего. Как только я демобилизовался, вместо того чтобы ехать домой я отправился в Кемерово к Толику. Я жил у своего друга около 2х недель, там я наслаждался этим временем, предвкушая свое поступление в театральный.
Учиться актерскому мастерству я решил еще задолго до армии. В Москве я поступил в Гнесенку, но на драматический меня не взяли и я был принят на факультет театра кукол. Мое обучение длилось четыре года, и каждый день я писал Толику. Наша переписка сохранилась, и недавно я ее перечитывал, интересная была жизнь. Даже в то время писать письма было странным, так как это привычка уже исчезала из общества. Но мы переписывались. Я ежедневно предоставлял отчеты о проделанном своему друг, а он советовал, поощрял.
После окончания, хотя и приглашали в театр, Образцова, мы с ребятами поехали в Кемерово, где я и прожил восемь лет своей жизни. Работал я там, в Кузбасской филармонии, куда нас пригласили еще в училище. Решение о поездке в Кемерово было принято во многом потому, что весь курс был приглашен, а с ребятами расставаться не хотелось.
Пить начал поздно. В классе девятом
— От вас часто можно услышать о вашей пагубной привычке к алкоголю, с которой вы расстались ради своей семьи Катерины и Ники…
— Да, действительно пить я начал поздно, да и курить тоже в классе девятом. Райкинский персонаж начинал это делать гораздо раньше меня, а сверстники с 8 лет. Но сравнительно позднее знакомство с вредными привычками не спасло меня в последующем. Я увлекся алкоголем не на шутку. Каждый новый город на гастролях был для меня, прежде всего винным магазином. Я ощущал эту потребность постоянно и физически не мог не пить.
У меня даже был метод поиска алкогольного магазина в незнакомых городах. Для этого я выходил из отеля и наблюдал за толпой. Увидев группу беспокойных прохожих, характерной внешности я незаметно шел за ними и они, неизбежно приводили меня к искомому объекту. Сейчас мне кажется, что все это происходило с кем-то другим, а не со мной. Прохожу мимо знакомого магазина, и начинаются воспоминания.
— Ваши отношения с Татьяной Васильевой давно интересуют общественность, ходят слухи о ваших отношениях…
— С Татьяной у меня действительно очень близкие и теплые отношения, но лишь дружеские. Этот человек понимает меня без слов и не может иначе. Мы настолько знаем, друг друга, что нам не нужно озвучивать то, что мы хотим друг другу сказать. На гастролях Татьяна берет надо мной некое женское шефство. Каждое утро я получаю от нее завтрак, причем мне не нужно его даже просить. Возможно, в другой ситуации у нас могли бы быть отношения, но наша дружба намного выше и дороже. Она так хорошо меня знает, что может назвать все мои пристрастия, а также что для меня вредно, а что полезно. Даже то, что я не представляю себя без кофе.
Долгое время Татьяна борется с моей никотиновой зависимостью, но все что ей удалось, так это отучить меня курить при ней по утрам. В одно утро, когда я ждал машину и курил до завтрака, она выразилась в сторону: Тех, кто закуривает утром, не позавтракав, я бы расстреливала». С тех пор как-то нет желания быть расстрелянным, фраза была сказана крайне убедительно. Хотя я и продолжаю курить до еды втайне от нее.
Васильеву можно сравнить с вулканом, извержение которого непредсказуемо и столь же опасно. Самое не хорошее что случается с Татьяной такое извержение в самое неподходящее время, в период какого-нибудь переезда длительного и тяжелого. Так было, например, на одних гастролях. Мы ехали в автобусе, Татьяна сидела рядом с водителем впереди. Она всегда садиться так, чтобы было место вытянуть ноги. Она долго молчала, а потом неожиданно задала вопрос, водятся ли здесь тигры. Так как ехали мы по Сибири водитель, конечно, опешил, но ответил, что тигров здесь нет. Тогда, помолчав немного ,Татьяна спросила: «А львы?». Мы чуть не попали в аварию от неожиданности.
Запретная любовь
— Расскажите о встрече с супругой? Какое у вас было знакомство?
— Она работала педагогом, в Театре Образцова, а я там кукольником — актером был некоторое время, так уж судьба сложилась, что в драматические актеры меня тогда никто не брал. Однажды на репетиции увидел женщину в зрительном зале и ее глаза. Она такая восхищенная сидела, смотрела на сцену сквозь слезы, мне конечно польстило. Да и эти глаза разве оставят кого-то равнодушным. А она случайно зашла на репетицию, ей студенты сказали, что репетируют и стоит посмотреть как. Такое вот знакомство. Мы потом еще долго отношения скрывали, в то время очень не прилично было студент и педагог — это же скандал, аморальное поведение и прочее.
Осуждали бы, да и с работы Катю уволить могли за такую связь. Мы жили в месте у Кати в квартире, но не расписаны были. Как секретные агенты по разным маршрутам к дому пробирались, чтобы никто не заподозрил. И в театр по отдельности ходили. Время было такое, строгие правила этикета.
- Ваша жена, Екатерина, настоящая русская красавица, женщина с формами, а вы атлетического телосложения. Вы любите женщин в теле?
- Стандарты красоты настолько условны, ведь каждая женщина уникальна, это индивидуальные черты… Я думаю, не стоит следовать общепринятым нормативам в поиске идеала, по сути это комплексы. Когда избавляешься от них, отбрасываешь условности, мир преображается, ты можешь увидеть красоту в другом масштабе и выражении. Не скажу, что сразу решился жениться, были мысли, конечно. Но в двадцать четыре года мужчина тогда считался достаточно взрослым. К тому же армия была уже за плечами, Ката тоже с училищем успешно закончила, и я женился. Как видите, ничуть не жалею. Каждый день Катя может быть новым человеком, таким не похожим и загадочным для меня. Это под силу не всякой женщине.
Наше супружество стало для нее серьезной переменой, да и для меня тоже. Я вот до встречи с ней поднимался очень рано и рано засыпал, а после стал откровенной совой и люблю поспать. Удивительно, что такие перемены произошли со мной одномоментно, вдруг. Катя тоже живет сейчас совершенно по-другому, не так раньше.
Катя очень дружна с моей младшей сестрой, они всегда на одной стороне. Меня иногда даже возмущает, это же моя сестра, в конце концов. Она на это всегда отвечает, что у нее такое чувство возникает, что ее сестра Катя. Так вот и путает. Давно еще, когда дочка не родилась, они вместе меня на станциях провожали в гастрольные поездки. Я шутил тогда, по поводу того что я как Ленин к ссылку, а они Надежда Константинова и Мария Ильинична. Правда, похожи были, неразлучные совсем.
- Ника, ваша дочь, обучается на третьем курсе в ГИТИСе, желает стать продюсером. Это ваше влияние?
- Девочка, была моей мечтой. По-моему мальчишку совсем иначе воспитывать пришлось бы, ведь чтобы девочка оправдала надежды ей достаточно быть просто, прекрасной женщиной и более ничего. Одно ее существование уже оправдано. Быть женщиной это настоящее достоинство. Когда Ника появилась на свет, я был очень счастлив.